Молотов. Наше дело правое [Книга 2] - Вячеслав Алексеевич Никонов

корпусом на природе — в Успенском, причем уже с участием и Маленкова, и Хрущева. Послам было интересно прежде всего поведение первых лиц. «Маленков был по большей части молчалив, улыбался и играл с цветком… Молотов был щедрым хозяином-отцом. Основные разговоры вел Хрущев. Никто раньше не сталкивался с ним в этом качестве, и первое впечатление было настораживающим. Он казался импульсивным, сыпал ошибками и демонстрировал ужасающую безграмотность во внешней политике»[1294], —записал Хейтер.

…Женева выявила очевидные противоречия между западными державами, что расширяло границы дипломатического маневра. Гарольд Макмиллан писал: «Из-за очевидной непреклонности Даллеса и махровости сенатора Джозефа Маккарти и остальных антикоммунистических экстремистов даже умеренное общественное мнение в Британии становилось все более антиамериканским»[1295]. Черчилль направил теплое послание Молотову с предложением провести советско-британскую встречу на высшем уровне. Тот ответил не менее тепло, подчеркнув, что личный контакт может послужить подготовкой к встрече в более широком формате. Однако Эйзенхауэр и Даллес были не в восторге от инициативы Черчилля, и он передумал ехать в Москву. В сентябре в Москву пришло послание от трех держав: они готовы на саммит, если СССР согласится на подписание договора с Австрией и на проведение свободных выборов на всей территории Германии[1296].

Теперь уже Москва брала паузу, во время которой Молотов развернул мирное наступление на французском направлении. Он увидел возможность предотвратить образование ЕОС, рассматривая Париж в качестве наиболее настроенной на партнерство западной столицы, где к тому же оценили его женевские труды по разрешению индокитайского конфликта. «В основном благодаря усилиям Молотова и его супруги труппа парижского Комеди Франсез приехала в Москву в 1954 году, чтобы исполнить Тартюфа и другие драматические шедевры. Никогда на памяти более молодого поколения труппа с Запада не выступала в Москве». Было подписано соглашение об обмене студентами между МГУ и Сорбонной. Устанавливалась воздушная связь между Москвой и Парижем — с посадкой в Праге[1297]. И эти усилия были не напрасными. В августе французский парламент отклонил ратификацию договора о создании ЕОС.

— Этот договор провалился во французском парламенте, потому что обнаружились слишком большие расхождения между волей французского народа и намерениями французского правительства[1298], — заметил Молотов.

Увы, дело на этом не закончилось, Запад всегда демонстрировал чудеса изобретательности, чтобы обойти волю народов и парламентов. 23 октября 1954 года были подписаны уже новые Парижские соглашения, которые Молотов расценил как «вторую попытку протащить ремилитаризацию Западной Германии». Москва выступила с новой инициативой, увязав общегерманские выборы, вывод всех оккупационных войск из Германии и созыв общеевропейской конференции по безопасности. Отклика не было. Тем временем после острейших дебатов французский парламент небольшим большинством ратифицировал Парижский договор. Молотов счел, что это противоречило решениям Потсдамской конференции и советско-французскому договору 1944 года:

— Как в отвергнутом проекте Европейского оборонительного сообщества, так и в Парижских соглашениях дело сводится, в конце концов, к одному и тому же: как первый, так и второй проект открывают ворота возрождению германского милитаризма в Западной Германии и включению ремилитаризированной Западной Германии в агрессивные военные группировки западных государств. Не велико различие между ними: раньше предполагалось включить западногерманскую армию в так называемую «европейскую армию», а по Парижским соглашениям — в «западноевропейскую армию». На это можно сказать одно: «Хрен редьки не слаще, уголь сажи не белей»[1299].

К концу 1954 года наметилась перспектива первых шагов по контролю над ядерной сферой. 4 декабря Генассамблея ООН единогласно приняла резолюцию об учреждении Международного агентства по контролю за атомной энергией (МАГАТЭ). Молотов предложил «правительству Соединенных Штатов безотлагательно заключить соглашение об отказе от использования атомного оружия» и «соревноваться не в производстве атомного оружия, а в деле использования атомной энергии в мирных целях»[1300]. При этом, конечно, Москва прилагала неимоверные усилия, чтобы приблизиться к состоянию паритета с США по ядерным вооружениям, и даже опередила их с созданием водородной бомбы.

— Агрессивные круги США еще раз просчитались, — заявил Молотов. — Еще недавно они полагали, что у них имеется безусловная монополия на атомное оружие. Дело дошло до того, что в производстве водородного оружия советские люди добились такого успеха, что в положении отсталых оказался не Советский Союз, а Соединенные Штаты Америки.

Основные итоги нового внешнеполитического курса Молотов подводил на заседании Верховного Совета 8 февраля 1955 года:

— Из всего примерно 600-миллионного населения Европы около половины этого населения, немногим меньше 300 миллионов, уже твердо вступили в лагерь социализма и демократии. Население Азии достигает примерно 1 миллиарда 400 миллионов человек, что составляет больше, чем половину населения всего земного шара. Теперь и в Азии лишь немногим меньше половины населения живут в странах народной демократии, которые ушли из лагеря капитализма и поставили своей целью строительство социализма. Национально-освободительное движение народов Африки скоро нельзя будет душить безнаказанно, как это все еще делается захватившими африканские территории империалистическими государствами. Можно ли отрицать, что по сравнению с довоенным временем произошло серьезное ослабление позиций капитализма, капиталистических классов? Нет, нельзя[1301].

Молотов не был против мирного сосуществования, в чем его будут обвинять. Для разрядки напряженности в мире он сделал в постсталинские годы больше, чем кто-либо другой. «Внешняя политика Советского Союза основана на принципах сосуществования различных общественных систем, — говорил Молотов. — Мы отстаиваем эти принципы, желая, чтобы народы жили в мире и спокойствии»[1302]. Но он был против того, чтобы мирное сосуществование со страной, которая собиралась стереть СССР в радиоактивную пыль и вовсе не намеревалась сделать мирное сосуществование собственным принципом, было главным и единственным внешнеполитическим принципом. Особенно в условиях, когда Запад укреплял систему военных альянсов.

В результате «пактомании Даллеса» США оказались во главе четырех военно-политических блоков — «Пакт Рио-де-Жанейро», НАТО, АНЗЮС, СЕАТО, включающих 40 стран мира, не считая множества двусторонних военных договоров. СССР не собирались оставить в покое. Принятый в декабре 1954 года документ СНБ-5412 разъяснял методы ЦРУ для создания «трудноразрешимых проблем для международного коммунизма», предлагая использовать: «пропаганду; политические действия; экономическую войну; превентивные прямые действия, включая саботаж и контрсаботаж, меры по разрушению и поощрению к эмиграции; подрывную деятельность против враждебных государств или групп, включая помощь подпольному сопротивлению, партизанским и эмигрантским группам; поддержку националистических и антикоммунистических элементов;…планы и операции клеветы»[1303].

Молотов полагал, что «коммунисты, как и все советские люди, не должны рассчитывать на любовь и сочувствие империалистов». И определял свое кредо так: «Советский Союз видит свою главную задачу в том, чтобы укреплять силы мира и содействовать уменьшению напряженности в международных отношениях». Но этого «нельзя достичь иначе, как настойчивой борьбой против наиболее агрессивных сил